Почему они плачут, стоит покинуть комнату.

Почему они плачут, стоит покинуть комнату.

Сиюминутность – это одна их характеристик детского плача, которая поражает и раздражает людей. «Достаточно оставить его в кроватке на одну секунду, и он принимается плакать так, как будто его убивают».
Для некоторых знатоков детского воспитания эта сиюминутность – неприятная черта детского характера, поэтому необходимо победить «эгоизм» и «упрямство» детей, приучая их ждать, когда их желания удовлетворят. Ну, почему они не могут еще немного потерпеть? Почему не могут еще немного подождать? Ну, можно было бы понять, если бы через четверть часа после того, как мама ушла, они начинали бы немного беспокоиться, через полчаса начинали бы хныкать, а через два часа начинали бы плакать изо всех сил. Это было бы логически и разумно. Так ведем себя мы, взрослые, так ведут себя дети постарше, «наученные» быть терпеливыми. Ведь так? А наши маленькие дети принимаются плакать изо всех сил, едва разлучаются с мамой, плачут еще сильнее (трудно поверить, что это возможно!) через пять минут после разлуки, и перестают плакать, только совсем обессилев от плача. Это совсем не кажется логичным.
Однако, это именно так! Приняться немедленно плакать – это «логичное» поведение, приспосабливаемое поведение, поведение, продиктованное естественным отбором в течение миллионов лет, потому что такое поведение способствовало выживанию индивидуума. В племенах, которые жили сто тысяч лет назад, если ребенок начинал плакать во всю силу своих легких, как только мать отдалялась, она, эта мать, очень вероятно, тут же возвращалась, чтобы взять его на руки. Потому что у этой матери не было ни культуры, ни религии, ей были недоступны концепции «добро», «жалость», «долг» или «справедливость». Она заботилась о собственном ребенке не потому, что считала это своей обязанностью, и не потому, что боялась тюрьмы или ада. Все намного проще: детский плач будил в ней сильнейший, непреодолимый импульс позаботиться о нем и утешить его. Но если ребенок молчал пятнадцать минут после того, как мать ушла, потом начинал тихонько хныкать, а кричать во все легкие начинал только спустя два часа, его мама в этот момент могла находиться уже очень далеко и попросту не услышать его. Этот запоздалый крик не имел уже никакого смысла для его выживания, напротив, только приближал его смерть. Потому что тогда, как и сейчас, плач покинутого детеныша – это музыка для ушей хищников.
Если мы немножко поразмыслим, то увидим, что поведение, которое нам кажется «логичным» и «рациональным» в ответ на разлуку с любимым человеком ( то есть, сначала подождать и начинать сердиться «понемногу») присуще только нам, взрослым, когда мы уверены в возвращении того, кого ждем. Представь, что твоя дочка 15-ти лет находится в школе. Пока идут уроки, ты совершенно не обеспокоена ее отсутствием, потому что точно знаешь, где она и когда вернется (знает ли твой двухлетний малыш, где ты и когда вернешься? Даже если ему попытаются объяснить это, он не может этого понять!). Если она задержится на полчаса от того времени, когда обычно возвращается домой, избежать беспокойства будет легко («долго не было автобуса......заболталась с друзьями.....зашла в магазин купить ручку....»). Если она задержится больше, чем на час, ты начнешь сердиться («эта молодежь, невероятно, такая безответственность, могла бы хоть позвонить, для этого я ей и купила мобильный»). Если она не вернется через два-три часа, ты начнешь обзванивать ее подруг, спрашивая, не у них ли она. Через пять часов ее отсутствия ты будешь с плачем звонить в больницы, опасаясь, что она попала под машину. Еще до того, как пройдет двенадцать часов ее отсутствия, ты, рыдая, обратишься в полицию, где тебе объяснят, что многие подростки убегают из дому по глупости, и почти все возвращаются дня через три. Три дня ты будешь жить этой надеждой. Но ты будешь плакать все больше и больше, и через неделю будешь казаться олицетворением горя.
А теперь представь, что между тобой и твоей пятнадцатилетней дочерью произошла ужасная ссора, во время которой было сказано много жестоких слов и обидных оскорблений, а в конце ссоры твоя дочь, бросив в рюкзак несколько вещей, кричит: «Я тебя ненавижу, я вас всех ненавижу, я не могу жить в этой семье, я ухожу навсегда, не хочу тебя видеть больше никогда в своей жизни», и убегает, хлопнув дверью. Сколько часов ты подождешь, веселая и спокойная, прежде чем начать плакать? Разве ты не начнешь плакать еще до того, как она выбежит из дому, разве ты не побежишь за ней следом по лестнице, потом по улице, пытаясь удержать ее, не обращая внимания на то, что могут сказать соседи, увидев этот «спектакль», разве ты не будешь умолять ее вернуться, став на колени, и остановишься, только когда иссякнут силы? Тебе кажется, что такое поведение с твоей стороны «эгоистично» или «инфантильно»? Тебе кажется, что соседи начнут судачить что-то, вроде : «Поглядите на эту невоспитанную мать, и пяти минут еще нет, как дочь ушла из дому, а она уже плачет, как истеричка. Естественно, она делает это, чтобы привлечь к себе внимание»?
Да, легко быть спокойным, когда уверен, что любимый человек вернется. Но ты не будешь таким уж спокойна, если у тебя будут сомнения на этот счет. Когда же ты будешь абсолютно уверена в том, что любимый человек совершенно не собирается возвращаться, ты совсем, совсем не будешь спокойной.
Нет нужды ожидать пятнадцати лет, чтобы пережить подобную сцену. Твоя дочка ведет себя так уже сейчас, всякий раз, когда ты уходишь. Потому что она еще слишком мала, чтобы знать, вернешься ты или нет, и когда вернешься, и будешь ли ты далеко или близко. И чтобы не ошибиться, ее поведение, автоматическое, инстинктивное, унаследованное от ее предков за миллионы лет – всегда опасаться худшего. Всякий раз, когда вы будете разлучаться, твоя дочь будет плакать, как если бы ты ушла навсегда (что уж сказать о матерях, которые «успокаивают» своих детей словами, типа «если ты будешь хулиганить, мама уйдет», «если ты будешь плохо себя вести, мама не будет тебя любить»?)
Через три, четыре, пять лет, понемногу начиная понимать, что ты вернешься, твоя дочь будет ждать тебя все более спокойно и все дольше. Но это случиться не потому, что она станет «менее эгоистичной» или «более понимающей», и менее всего потому, что ты, следуя советам какой-нибудь книги, «научила её ждать удовлетворения ее капризов».
Новорожденные нуждаются в физическом контакте. Было экспериментально доказано, что спустя час после родов, дети, находящиеся в люльке плачут в десять раз больше детей, находящихся на руках у матери.
Спустя несколько месяцев, они, возможно, адаптируются к зрительному контакту. Твой ребенок будет доволен, хотя бы немного, что может видеть тебя, что ты время от времени улыбаешься ему и говоришь ласковые словечки. Вероятно, сто тысяч лет назад, дети нескольких месяцев от роду никогда не разлучались с матерью, потому что это означало остаться лежать голыми на земле. Сегодня же они хорошо укрыты и находятся в комфортных условиях, и хотя их инстинкт продолжает диктовать им, что им было бы лучше находиться у матери на руках, они относятся к нам с таким пониманием и так хотят сделать нас счастливыми, что подавляющее большинство детей смиряется и соглашается провести пару минут в детском стульчике. Но стоит исчезнуть из их поля зрения, твой ребенок принимается плакать, «как будто его убивают». Сколько раз мне приходилось слышать от матерей эту фразу! А ведь в течение многих тысяч лет именно смерть ожидала тех детей, чей плач остался без ответа.
Естественно, условия, в которых растут наши дети, очень сильно отличаются от тех, в которых происходила эволюция нашего вида. Когда ты оставляешь своего ребенка в кроватке, ты уверена, что ему не холодно, не жарко, что крыша защитит его от дождя, а стены от ветра, что его не съедят волки и не искусают муравьи. Ты знаешь, что ты находишься в нескольких метрах, в комнате рядом, и прибежишь немедленно, при малейшей проблеме. Но твой ребенок этого не знает. Он не может этого знать. Он будет реагировать в точности так, как реагировал бы в подобной ситуации какой-нибудь ребенок периода палеолита. Плач твоего ребенка не соотносится с реальной опасностью, но соотносится с ситуацией ( разлукой с матерью), которая в течение тысяч лет непременно означала опасность.
По мере того, как ребенок растет, он научится отличать, в каких случаях разлука означает реальную опасность, а в каких – нет. Он сможет спокойно оставаться дома, когда ты уйдешь за покупками, но расплачется, если потеряется в супермаркете и подумает, что ты вернулась домой без него....
Детский плач был бы лишен смысла, если бы матери тоже не были генетически запрограммированы на ответ на плач. Плач детей вызывает во взрослых необычайно сильную реакцию. Мать, отец, и даже посторонние чувствуют волнение, беспокойство, чувствуют немедленное желание сделать что-нибудь, чтобы плач прекратился. Покормить ребенка, поносить, сменить ему подгузник, взять на руки, раздеть его, одеть, все, что угодно, лишь бы он перестал плакать. Если плач особенно сильный и продолжительный - бежать в скорую помощь (и очень часто не зря).
Когда мы не можем успокоить плач, наше бессилие превращается в раздражение. Это именно то, что происходит, когда мы слышим плач в соседской квартире. Общественные условности не позволяют нам вмешаться, и поэтому выносить плач становится особенно тягостно («да что же делают там эти родители?», «какой же избалованный этот ребенок, наши так не плакали!»). Многие соседи осуждают за спиной, или даже укоряют в лицо матерей, дети которых «слишком» плачут, а некоторые соседи доходят до того, что стучат в дверь, протестуя. Нередко на приеме матери говорили мне: «Доктор сказал мне, чтобы я оставляла ребенка плакать, потому что он манипулирует мною, но я не могу оставить его плакать, потому что соседи жалуются». Даже если громкость одинакова, плач ребенка в какой-то соседской квартире для нас слышать более тягостно, чем стук молотка какого-нибудь рабочего или тяжелый рок, который слушает какой-нибудь подросток.
Когда абсурдные нормы некоторых знатоков запрещают родителям ответить на плач собственного ребенка самым действенным способом (взять ребенка на руки, покачать его, спеть ему песенку, покормить его.....), что же можно поделать? Можешь оставить его плакать, и попытаться смотреть телевизор, готовить обед, читать книгу или беседовать со своим партнером, слыша пронзительный плач твоего ребенка, непереставаемый, душераздирающий плач, который проникает через «картонные» стены наших современных домов, плач, который может длиться пять, десять, тридцать, девяносто минут. А когда ребенок начнет издавать тревожащие звуки, как при удушье или рвоте? А если он прекратит плакать так внезапно, что ты представишь его синим и бездыханным? Можно родителям в этом случае бежать к нему, или это означало бы «вознаградить его за его капризы» и делать этого нельзя?
Другое мнение – пытаться успокоить его, но не брать его на руки, не петь ему, не качать его, не давать ему грудь. Для полноты картины можно завязать руки за спиной, почему бы нет? Или включить радио, прочитать молитву, предложить ему денег? Один знаток, доктор Эстивиль, предлагает сказать ему (с расстояния один метр, чтобы не мог дотронутся до родителей), следующие слова:

«Дорогой, папа с мамой хотят научить тебя спать одного. Начиная с сегодняшнего дня, ты будешь спать здесь, в своей кровати, с рисунком, с каруселькой, с Додо.....(и все, что вы выбрали, все те вещи, которые его окружают и которые будут вокруг него всю ночь)»15.

Утешительные слова и настоящая любовь, без сомнения, вселят спокойствие и безмятежность в какого угодно ребенка, какой бы ни была причина его плача, любого ребенка, начиная с шестимесячного возраста! (Естественно, Додо - это игрушка. Даже и не мечтайте, что составить компанию может какое-нибудь человеческое существо). Скорее всего, даже сам автор не очень-то верит в эффективность этих речей: и в самом деле, он предупреждает родителей, что они должны покинуть комнату после произнесения этих слов, даже если ребенок продолжает плакать или кричать (неблагодарный!).
В нашей стране, как и во многих других, жестокое обращение становится все более серьезной проблемой. Десятки детей умирают каждый год от руки своих родителей, и гораздо большее их количество получает гематомы, переломы и ожоги.....Бедность, алкоголь и наркотики, безработица и эмаргинация – без сомнения, являются глубинными причинами жестокого обращения. Но нужен какой-то спусковой механизм. Почему этого ребенка избили сегодня, а не вчера?
Детский плач – это частая причина, служащая пусковым механизмом. «Он плакал, не переставая, до тех пор, пока уже невозможно было его выносить». Что могут сделать родители, когда им запрещено делать то, что необходимо, чтобы успокоить детский плач ( грудь, объятия, песенки, ласки)?

Carlos Gonzàles. Bésame mucho. Come crescere i vostri figli con amore. Coleman Editore. 2005, p. 44-50. Перевод мой.